Как избежать поляризации общества

— Да. Есть авторитарные устройства, которые подавляют активность граждан, но всё равно находятся смелые люди. Их наказывают. Но у системы есть предел. Люди сами по себе динамичные, им тяжело быть апатичными и циничными. И когда наступает слабина в системе – люди проявляют активность. Сейчас мы видим большое сопротивление режиму. Люди говорят, что хотят быть другими.

До ХХ века преобладало представление, что у государства минимальные функции. Стоит на страже закона и частной собственности. Но в конце XIX века возникла идея «государства всеобщего благоденствия». Она усилилась после Второй Мировой войны. Концепция государства была такова: если мы обеспечиваем только политические и социальные права, а также частную собственность, то у многих людей оказывается неполное гражданство. Это, к примеру, женщины. Поэтому они так поздно получили избирательное право. У кого-то из них не было образования или частной-собственности. И до сих пор в обществе есть разрыв между положением мужчин и женщин.

Сто лет назад не было пенсионной системы. Люди старшего возраста нуждались в помощи. И вот появилось социальное государство (синоним государства всеобщего благоденствия). Роль государства усилилась, но это не ограничило свободы людей. Свобода всегда ограничена. Если мы не думаем о свободе разных групп, её получит только одна группа, у которой есть достаток и образование. Чаще всего это связано с хорошим наследством и страной, в которой рождаешься.

Идея усиления государства позволила демократии «подтянуть» разные группы населения. Началась борьба за гендерное равенство. И в 1970-х началась эрозия социального государства. Возникла неолиберальная повестка – идея о сокращении государства и его роли. Началась приватизация значимых сфер – здравоохранения, образования, пенсионной системы. В различных странах различными темпами. Лидер – США. Меньше всего эрозия коснулась Швеции и Германии.

В 1970-х возникли концепция глобализации и решение всё приватизировать. Сегодня это привело к поляризации общества. Считалось, что рынок всё распределяет справедливо, но это не так. Между государством и рынком должен быть баланс.

Ковид ещё раз показал эту проблему. Почему в США проблемы с ковидом? Там нет больниц. Почему Германия так хорошо справляется с вирусом? У них есть страховая медицина. Тем, кто не может покрыть страховку, государство обеспечивает лечение. Государство всеми способами заботится о гражданах. Государство – не идеолог, а помощник. Оно следит за перераспределением благ в пользу различных групп. Это влияет и на ценности. В таком государстве главная ценность – справедливость. Осуждается супербогатство.

— Да. Это связано с поляризацией. В одной части Америки люди живут с одними ценностями, в другой – с другими. Либеральные профессора презирают консерваторов из глубинки.

Вы сказали, что в Беларуси не слишком большая поляризация. Если к этому добавить солидарность и развитые социальные институты, то у нас меньше перспектив выбрать человека, подобного Трампу?

База есть, но нужны институты и новые местные сообщества. Должны быть действенные инструменты для принятия решений. Пока их нет, это всё активность. Как, к примеру женское сообщество. Если они будут расширять свой круг и показывать, как воздействует насилие не только на женщин, но и на общество, это будет активность.

Наше общество только активизировалась. Теперь нужны формы самоорганизации. Потому что опасность всё равно есть, как в Армении. Произошла революция в 2018 году. И Лукашенко сейчас поддерживает Пашиняна, потому что не было системных реформ.

[Нико́л Вова́евич Пашиня́н — армянский государственный и политический деятель, премьер-министр республики Армения. Лидер бархатной революции в Армении. Депутат Национального собрания, руководитель фракции «Елк». В должность Премьер-министра Армении вступил с 8 мая 2018 года.]

Группы, которые позволили дойти до власти, не получили места в политических структурах и парламенте. Поэтому важно развивать формы самоорганизации и давать им силу в обществе.

Мне очень нравится эта «обезличенность» протеста и множественность лидеров, незапланированные и неорганизованные инициативы.

— Революционная ситуация показала, чего хотят от нас власти. Они хотят, чтобы мы были лояльными, не критичными, подчинялись всем распоряжениям. «Власть знает, как надо, а мы подчиняемся». Даже если это противоречит законам, Избирательному кодексу или автономии университетов. Даже если это есть на бумаге. Они откровенно говорят: закон вторичен.

Это поддерживается на уровне институтов. Ректора назначают, программы составляют заранее и «спускают». Преподаватель не может выбирать курсы, которые будет читать, и наполнять их своим содержанием. Большая нагрузка не позволяет заниматься наукой, а преподаватель без научной деятельности – это несерьёзно. И так во многих институтах беларусского общества. Я всегда говорила, что нет не только знаний, но и сил нет. Небольшая зарплата, при этом ты должен читать кучу «часов». Вечером приходишь, заботишься о семье. Тебе тяжело бороться.

Тем не менее, мы увидели, что люди поняли: альтернатива есть. Возможно, благодаря Интернету и массовой культуре, которое рассказывает сейчас очень многое о том, как люди борются за свои права. Положение «винтика» - это бессмысленное существование, омрачающее жизнь.

У нас была стабильная деградация системы. Тогда люди знали, что будет завтра. А сейчас они не знают, будет ли вообще это «завтра». Здравоохранение не работает. Можно умереть от коронавируса. А государство не признаёт, что он есть. Это антистабильность.

Прививалась лояльность, а справедливость, которая тоже прививалась – иллюзия. Как любят говорить на митингах: «Граждане, уважительно относитесь к чему-то!» Это слышать от властей, которые используют любую возможность, чтобы сказать нам «вы - никто», «вы ничего не можете», «ни на что не претендуйте»?

И плюс ещё микропрактики. Философ Мишель Фуко в 1960-х много об этом писал. Система поддерживается микропрактиками. Например, повышенным голосом, дисциплиной. В демократических странах за пределами Беларуси такого нет. С этим они справились. Там другие школы, университеты. А у нас это дисциплина и иерархия. Тот, кто «выше», имеет право относиться неуважительно к людям «ниже». И мне кажется, так во всех институтах.

Мишель Фуко описывал это на примере телесных практик. Например, в школе они должны сидеть 45 минут на уроке. Потом на перемене делать только определённые вещи. Хочешь выйти в туалет – подними руку. Детям это тяжело, детей такие практики ломают. Это запрещение спонтанности.

Всё должно быть согласно предписанию. Или регламент – нельзя опаздывать. Хотя в университетах это нормально, люди опаздывают на 15 минут. Или пьют кофе. Это раскрепощает и позволяет быть спонтанным. Хотя бы не в мыслях – в действиях. Не нужно сидеть всё время в одном положении. Хотя в БГУ я сталкивалась с таким, что преподавательница запирала дверь на ключ. И не пускает опоздавших на занятие.

— Да, но это бесправность не на уровне понимания прав, а даже на уровне телесного проявления. Мы вздрагиваем, боимся сделать что-то не так. Люди настолько зарегламентированы, что они привыкли делать всё «правильно», а это значит по предписанию.

В этом есть и хорошее. Немецкое солидарное общество – общество дисциплины. Там она всегда играла очень важную роль. Но если это чрезмерно регламентированное общество – то это проблема. Люди – спонтанные существа. Им нужны не только одни предписания, но и возможность сделать что-то спонтанное. Спонтанность влияет на креативность.

Эту тему очень любят и постоянно анализируют философы телесности. Проблему, в том числе, обнаружил локдаун. Почему людям тяжело учиться дистанционно? Там нет телесного присутствия, через которое мы получаем огромное количество информации. Опять же, признание. Мы получаем его, когда улыбаемся друг другу, показываем на уровне жестов. Одобряем или что-то не понимаем.

И когда мы ушли в онлайн, все обнаружили, насколько не развита дистанционная система. Всю нашу коммуникацию затруднили и нарушили. Тем же занимаются и авторитарные системы, когда пытаюсь регламентировать обмен эмоциями. Фуко полагал, что с этого всё и начинается

— Людям нужно учиться открытости и терпимости. Когда я размышляю о людях, поддерживающих Лукашенко, я говорю, что есть разные группы людей и такой поддержки у него немного. Это люди, которые зависят от своей небольшой зарплаты. Значительная часть этой поддержки – женщины с двойной или тройной нагрузкой, которые на эту зарплату заботятся о родителях и детях.

Чтобы избежать поляризации, нужно учиться понимать, что виноваты не люди, а социальное устройство. Его нужно менять. И образование, коммуникативные площадки, правила для дискуссий очень важны. Нужны модераторы. Есть ряд механизмов, помогающих избежать поляризации.

К примеру, экономическое неравенство. Когда оно достигает определённого уровня, то становится проводником поляризации. Есть индекс, который показывает разницу зарплат, доходов домохозяйств. И когда он слишком большой, тогда в обществе нарастают социальные конфликты и поляризация. Но это не значит, что в обществе надо всех поровнять.

В период неолиберальной глобализации (1990-е) была нормальной разница зарплат начальника и подчинённого в 30 раз. В 2010-е эта цифра достигла 200. Сейчас мы видим в Беларуси просто несравнимые зарплаты. К примеру, банковский работник и учитель. Это ведёт к множеству вопросов. Банковский работник получил юридическое образование. Как он попал на юридический факультет? Те, кто попадает в юридическо-банковский сегмент начинают относиться свысока к тем, у кого это не получилось. А почему зарплаты врачей и учителей гораздо меньше? Неужели настолько меньше их вклад в общество?

Общественная поляризация поддерживается тем, что мы говорим не про вклад в общество, а про престиж и успешность. Это неолиберальный дискурс предложил новые ориентиры, которые сейчас активно критикуются. Поляризация – проблема, правые консерваторы – проблема, экологический кризис – проблема. Нам нужны новые богатства. А если ориентир – не престиж, а сообщество и сотрудничество, нам не нужны дорогие автомобили, телефоны. Это всё компенсация отсутствия других смыслов.

— Сейчас мы увидели, что это аппарат насилия. Его нельзя оправдать. А наша власть во многом опирается на насилие. Это нужно менять. Милиция должна служить гражданам, а не власти. Лукашенко и государственные медиа используют формулировку «государство и людей». Нужно защищать государство и людей. Но как так получилось, что людей, которые должны быть на службе у граждан, нужно защищать от самих граждан? Система оказалась в таком кризисе, что она защищает саму себя от нас.

Государственный аппарат действия силовиков одобряет. СМИ и государственная пропаганда внушают, что насилие по отношению к гражданам – это нормально.Раньше, когда была недовольна небольшая часть общества, это было возможно. Но сейчас такие манипуляции проводят над всем обществом. Как будто оно – только небольшая часть.

Государство продолжает манипулировать и одобрять. И дедовщину в армии, и незаконность сопротивления насилию. Когда на уровне главы государства происходит подобное и есть люди, которым не хватает образования (или они делают карьеру в этой сфере), это (одобрение) укрепляет их позиции. Думаю, зарплаты и вседозволенность насилия тоже играют роль.

— Нужно говорить с этими людьми. Мне кажется, это не одна гомогенная группа. Мне кажется, нужно стараться разоблачать преступления. Люди должны нести за это ответственность. Важно критиковать монополию государства на насилие. Она должна быть чётко ограничена и при этом соответствовать интересам граждан, а не Лукашенко и окружения. Эту систему нужно критиковать всеми способами, несмотря на пропаганду.

До всех не достучаться. Но всегда важно говорить о том, что часть ответственности лежит на людях, а часть – на системе. И это позволит людям сказать, что они подчинялись системе и просто не могли уйти, потому что у них не было сил. Непродуктивно обвинять личность. Это и системная проблема. Такое мнение позволит человеку выйти из системы и понять, что вина не полностью на нём.

— Есть разные ситуации. Кто-то до сих пор не понимает происходящего, на кого-то действует пропаганда. ОМОНовцы серьёзно обсуждают протестующие обкуренные и что участие в митингах проплачивается. Кто-то занимается самообманом. Но когда ты уже втянут в систему, тебе сложно выйти. Это сложно сделать одному, проще группой. Но как организовать группу? Как разорвать негативную солидарность и образовать позитивную? Это закрытое сообщество, в котором люди поддерживают друг друга в безысходной ситуации. По принципу «мы уже в это втянуты, мы по другому не можем». Ты не уверен будут ли тебе в спину стрелять. Они соглашаются с предложенной им картиной мира, хотя знают, что она не такая.

— Получается, что да. Мы пытаемся вытянуть по одному. Но это сложно, когда держат все остальные и человек не знает, что будет после выхода. Мы видим, что люди уходят, но заявляют об этом не сразу. Потому что им угрожают. Возможно, нужны какие-то хитрые стратегии. Нашему обществу было тяжело – мы не могли выйти из этого состояния 20 лет. Многие не понимали недовольство и апатию, но не знали. Мол, все так живут.

Армянские коллеги рассказывали, что переломный момент наступил, когда протестующие захватили полицейский участок. Началось столкновение, и протестующий сказал полицейскому: «Мне нечего терять». Полицейский сказал, что ему тоже нечего терять. И они стали на одну сторону. Как писал Ян Паточка - чешский философ феноменологического направления, автор трудов по моральной и политической философии, правозащитник: «Настоящая солидарность – это когда враг больше не враг». Мы понимаем, что мы в одном обществе и что мы оба в отчаянном состоянии.

Тут уже вопрос только в том, когда человек окажется в этом отчаянном состоянии. Причём, скорее, моральное. Хотя армянские коллеги рассказывали, что когда у них понизили зарплаты и ухудшилось экономическое положение, тогда людям стало нечего терять. Они обслуживали режим и ничего не получали взамен.

Я восхищаюсь женщинами. Они самые незащищённые, но при этом выходят, стоят и говорят, что они – воплощение мирного протеста. Показывают, что он безоружны, очевидно, что они физически никого из силовиков искалечить не могут. Этим они вызывают понимание, что насилие одностороннее.

Может быть, у этих людей и есть отчаяние, сострадание. Иначе они – не люди. Но они же люди…

— Осознать существование и суть проблемы, искать единомышленников и единомышленниц. И вместе с ними дальше формулировать и искать пути решения этих проблем.

Можно читать об этом тексты или формировать группу самим. Можно попробовать бороться за академическую свободу в университете, создать профсоюз. Осуждать, заявлять о личной солидарности. Есть разные механизмы. Их нужно постоянно искать. На этом и стоит фокусироваться.